7 октября ХАМАС, правящая партия в секторе Газа, прорвала окружавшую её осадную стену и совершила серию нападений. Израильское правительство ответило полномасштабной военной операцией. Хотя обе стороны нападали как на гражданских лиц, так и на солдат, эти события можно понять только в контексте десятилетий репрессий и этнических чисток.

В то время мы как раз заканчивали интервью с Джонатаном Поллаком, анархистом из Яффо — палестинского города, в котором до недавнего времени большинство составляли арабы. Давнему участнику движения “Анархисты против стены” и других акций антиколониальной солидарности, Джонатану в настоящее время грозит тюремный срок за протестную деятельность в начале этого года. В интервью он описывает, как видит нынешнюю эскалацию и как израильская судебная система структурно угнетает палестинцев, объясняет, как поддерживать палестинских заключенных, и оценивает эффективность усилий солидарности на протяжении многих лет.

Чтобы получить более подробную информацию о ситуации в Израиле и Палестине, вы можете начать с истории современного израильского анархизма, нашего отчёта о восстании в Хайфе в 2021 году, а также нашего репортажа о политическом конфликте в израильском обществе в начале этого года.

Мы надеемся поделиться взглядами антиавторитариев в Газе, как только нам удастся наладить с ними контакт. Предлагая это пространство человеку, выросшему в израильском обществе, мы не ставим в центр внимания перспективу и личность израильских граждан, а скорее хотим показать, что ситуацию нельзя свести к бинарному этническому конфликту, как мы это сделали, публикуя перспективы российских анархистов о вторжении в Украину. На фотографии выше, сделанной Ореном Зивом / ActiveStills, изображены протестующие, сжигающие шины в городе Бейта.

---

Эскалация военных действий

В субботу 7 октября, когда мы готовились опубликовать это интервью, ХАМАС провел скоординированную волну нападений. Израильское правительство ответило полномасштабным военным наступлением. Как ты видишь эти события оттуда, где находишься?

Это событие исторического масштаба с точки зрения палестинского сопротивления израильскому колониализму, которое продолжается до сих пор. Пока слишком рано говорить о том, что именно произойдет дальше, поэтому я предпочел бы больше говорить об общем контексте ситуации, чем давать анализ развивающегося дела, пока детали все еще неясны. Хотя уже ясно, что во время нападения имели место некоторые действия, выходящие далеко за рамки сопротивления, все, что я мог бы сказать прямо сейчас, устарело бы всего через несколько часов.

Однако, вне всякого сомнения, что нас ждут ужасные дни.

Очень короткая версия этой конкретной истории заключается в том, что силам ХАМАСА удалось прорвать осаду, которую Израиль жестоко навязал сектору Газа, и войти в израильские поселения по другую сторону стены, а в некоторых случаях и полностью захватить их. Число погибших с израильской стороны исчисляется многими сотнями, и многие изображения, появляющиеся в средствах массовой информации, ужасны и шокируют, особенно в социальных сетях. Но я забегаю вперед.

Некоторые термины, которые я использую в этом контексте, могут сбить с толку людей, которые в какой-то степени следят за Палестиной и привыкли к тому, что термин “израильские поселения” применяется исключительно к поселениям в районах, оккупированных Израилем в 1967 году. Однако я считаю, что необходимо понимать Израиль в целом как поселенческо-колониальный проект, а сионизм - как колониальное движение за еврейское превосходство. Было бы упущением игнорировать долгую историю израильских этнических чисток, которая привела к этнической чистке палестинцев Израилем в 1948 году, известной как Накба. Сегодня сектор Газа, составляющий часть палестинского района Газа, существовавшего до 1948 года, является домом для беженцев из 94 деревень и поселков в историческом районе, которые полностью обезлюдели. Сегодня 80% жителей сектора - беженцы, осажденные в крупнейшей в мире тюрьме под открытым небом. Города, которые были захвачены или атакованы палестинцами в начале нынешних боевых действий, - одни из обезлюдевших городов, которых лишились некоторые из этих беженцев.

В международных корпоративных СМИ эта история в основном изображается либо как двусторонняя война между Израилем и Газой, либо как односторонняя, бессмысленная палестинская агрессия, лишенная какого-либо контекста. Недостающий контекст, конечно, заключается в том, что палестинский народ пережил века колониального порабощения, особенно палестинцы в секторе Газа.

Как я уже сказал, изображения ужасны. Невозможно не поддаться их влиянию. Однако они не должны рассматриваться сами по себе. Помимо вышеупомянутого исторического контекста, за последние два десятилетия сектор Газа снова и снова превращался в пыль в результате израильских воздушных налетов и военных операций. Теперь в очередной раз начались бомбардировки - и в основной массе израильского общества и его средств массовой информации открыто обсуждается вопрос о проведении геноцида в Газе. Если его не предотвратить, геноцид действительно может произойти.

Если мы просим палестинцев не прибегать к насилию, мы не должны забывать о реальности, с которой они сталкиваются. Когда в 2017-18 годах палестинцы в Газе прошли маршем к израильскому барьеру, который удерживает их в заключении, они были застрелены сотнями. Распространяемые сейчас фотографии ужасны и шокируют. Я не собираюсь эвфемизировать или оправдывать, но в ходе борьбы путь к освобождению почти всегда принимает гротескные формы. Хотя должно быть ясно, что есть некоторые акты насилия, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не могут быть оправданы или рассматриваться как акты сопротивления.

Африканский национальный конгресс [одна из главных зонтичных организаций, боровшихся против апартеида в Южной Африке] часто по неведению превозносится как точка отсчета теми, кто пытается доказать, что насилие не играет никакой роли в борьбе. Но после создания своего военного крыла, МК [Умконто ве Сизве, “Копье нации”], АНК так и не отказался от насилия. Нельсон Мандела [член АНК и соучредитель МК] отказался сделать это даже после десятилетий тюремного заключения. В 1985 году тогдашний президент АНК Оливер Тамбо заявил газете Лос Анджелес Таймс:,

“В прошлом мы говорили, что АНК не будет намеренно лишать жизни невинных людей, но теперь, глядя на то, что происходит в Южной Африке, трудно сказать, что мирные жители не погибнут”.

Контекст борьбы здесь - между ядерной военной сверхдержавой и обездоленным народом. Колониализм не сдается. Колониализм не отступит сам по себе, даже если вы вежливо попросите. Как аутсайдеры, мы должны учитывать, что деколонизация - благородное дело, но путь к ее достижению часто уродлив и запятнан насилием. В отсутствие какой-либо реальной альтернативы для достижения освобождения людей часто подталкивают к совершению неоправданных действий; это фундаментальная реальность неравенства сил. Даже если на каких-то этапах борьба принимает определенные формы, с которыми мы не можем мириться или не будем поддерживать, мы всегда должны выступать в поддержку освобождения. Требовать, чтобы угнетенные всегда действовали самым чистым образом, — значит требовать, чтобы они навсегда остались в рабстве.

---

Судебное дело

Немного напомню — Джонатан, ты находишься в центре судебного разбирательства по делу израильского правительства, которое тебя обвиняет в бросании камней во время акции протеста на Западном берегу. Можешь ли ты объяснить, при каких обстоятельствах был арестован?

Я был арестован в Бейте, городке недалеко от города Наблус на Западном берегу.

Бейта имеет давнюю традицию сопротивления израильскому колониализму. Она была центром сопротивления во время Первой Интифады (1987-1993). В начале 1988 года около 20 мужчин из Бейты и соседней Хувары были схвачены израильской армией после того, как Шин Бет, небезызвестная израильская тайная полиция, опознала их как причастных к инцидентам с бросанием камней. Они были связаны наручниками, и солдаты переломали им кости камнями и дубинками. Солдаты выполняли прямой приказ тогдашнего министра обороны Ицхака Рабина, который публично призывал к политике “ломания рук и ног”.

Позже в том же году Бейта стала местом одного из определяющих инцидентов Интифады, когда группа молодежи израильских поселенцев во главе с экстремистом-поселенцем Ромамом Альдубе совершила налет на город под предлогом проведения по нему пасхальной экскурсии. После того, как Альдубе застрелил жителя деревни в оливковых рощах, окружающих город, группа продолжила движение в саму Бейту, где их встретили местные жители, вышедшие защищаться. Поселенцы в конце концов были разоружены местными жителями, но до этого в результате перестрелки с поселенцами были убиты еще двое палестинцев, а также 13-летняя поселенка, которую по ошибке застрелил сам Альдубе.

После этого инцидента в израильском обществе широко распространились призывы “стереть Бейту с лица земли”. В отместку и несмотря на то, что подробности инцидента уже стали ясны военным в ходе оперативного разбора, израильская армия разрушила пятнадцать домов в деревне и арестовала всех жителей мужского пола, позже депортировав шестерых из них в Иорданию.

В последние годы Бейта стала местом постоянных столкновений с израильской армией и поселенцами, пытающимися создать поселения на украденной земле, принадлежащей городу. Акция протеста, на которой я был арестован 27 января, была частью местного восстания, которое началось в мае 2021 года после создания израильской колонии в районе Джабель (Гора) Сабих на окраине города. Во время этих демонстраций одиннадцать человек были убиты израильским огнем, некоторые из них - снайперским. Тысячи получили серьезные ранения и сотни были арестованы. Восстанию удалось принудительно эвакуировать поселенцев, но лишь временно и с обещанием правительства, что в какой-то момент им будет разрешено вернуться. После выселения поселенцев это место использовалось как военная база. Недавно поселенцы вернулись, чтобы занять дома, возведенные там при поддержке правительства.

Я был арестован, когда израильские пограничные полицейские силы (военизированное подразделение израильской полиции) совершили налет на деревню после демонстрации. В полицейском участке я слышал, как двое полицейских, которые арестовали меня, согласовывали свои показания; затем они обвинили меня в нападении на полицейских при отягчающих обстоятельствах (бросание камней), препятствовании работе полиции и массовых беспорядках. Меня продержали в тюрьме три недели, затем выпустили под домашний арест в связи с ухудшением состояния здоровья.

Ты потребовал, чтобы тебя судили военным, а не гражданским судом, как это делают с палестинцами. Можешь ли ты объяснить значение этого требования?

Очевидно, я не поклонник государства, любого государства. Но в так называемых демократиях понятие легитимности государственного насилия, которое является основой правовой и правоприменительной систем, проистекает из ложного представления о справедливости и из ошибочного представления о том, что эти системы представляют коллективные интересы тех, кто подчиняется их власти.

Уникальный механизм израильского апартеида, которого не существовало даже в системе апартеида Южной Африки, заключается в том, что на Западном берегу действуют две параллельные правовые системы: одна для палестинцев, а другая для еврейских поселенцев. Когда меня обвинят в идентичных преступлениях — даже если они имели место в одном и том же месте, в одно и то же время и при одних и тех же обстоятельствах, — я буду привлечен к ответственности и предан суду в рамках израильской уголовно-правовой системы, в то время как мои палестинские товарищи столкнутся с системой военного права израильского государства, которая отражает реальность полномасштабной военной диктатуры. Для задержания палестинцев правительство направит свои вооруженные силы, которые часто будут задерживать их посреди ночи, жестоко, под дулом пистолета. Пройдет до 96 часов, прежде чем они увидятся с судьей (для меня - 24 часа), и даже когда они наконец увидятся, этим судьей будет солдат в форме, такой же, как прокурор. Их будут судить в соответствии с драконовскими военными законами Израиля. Вероятно, им будет отказано в освобождении под залог, и их обвинительный приговор будет вынесен в системе, при которой ни один человек из 400 не оправдывается.

Эту двойную правовую систему часто называют одним из ярких примеров израильского апартеида. Это настолько вопиющее проявление апартеида, что даже некоторые умеренные сионисты не могут игнорировать его. Однако они не признают его чем-либо фундаментальным для сионизма как поселенческо-колониального движения, поскольку они сосредоточены только на оккупации 1967 года и контроле Израиля над Западным берегом и сектором Газа. Можно часто услышть, как люди говорят, что система плохая, но не расистская; что различие проводится по признаку гражданства. Это утверждение ложно. Меньшинство из 20% палестинцев живут в районах, оккупированных Израилем в 1948 году, и имеют израильское гражданство (в отличие от палестинцев на Западном берегу и в Газе, которые живут под израильским контролем как субъекты без гражданства). Малоизвестным фактом о военных судах является то, что даже палестинцы, имеющие израильское гражданство, иногда предстают перед военными судами Западного берега. Истина проста: мне было предъявлено обвинение в магистратском суде, потому что государство считает меня евреем. Если бы я был палестинцем с израильским гражданством, я, скорее всего, предстал бы перед военным трибуналом. Система действует по этническому и религиозному признаку.

Сами законы также различаются, а военное законодательство на самом деле — это не законодательство, а скорее набор указов, издаваемых военным комендантом конкретного района. Один такой указ, номер 101, запрещает любые собрания больше десяти человек политического характера (например, групповой обед, на котором обсуждается политика), даже когда люди собираются на частной территории. Это преступление карается тюремным заключением сроком до десяти лет. Аналогичным образом, любая политическая организация и объединение могут быть объявлены вне закона, и часто так и происходит.

Я рассматриваю анархизм как идеологию — или, скорее, движение — борьбы. Я вообще считаю, что активизм не должен быть моралистическим (например, потаканием своим желаниям и патернализму), а скорее направлен на осуществление перемен. Само по себе нет ничего положительного в том, чтобы тратить время в тюрьме вместо того, чтобы пытаться делать полезные вещи на воле. Руководящий принцип, лежащий в основе моего требования перенести судебное разбирательство в военный суд, состоял в том, чтобы пролить свет на систему, о которой знают очень немногие, и в то же время попытаться подорвать ее. Мы привели довольно веский юридический аргумент, учитывая рамки израильского законодательства, но суд просто проигнорировал его, основываясь на надуманной формальности — это было довольно впечатляющее юридическое жонглирование. Решение отказаться признавать законность решения суда после того, как мое ходатайство было отклонено, также было частью моей стратегии.

Есть также более фундаментальная причина, по которой я отказываюсь сотрудничать с судом и подчиняться процессу, которая проистекает из моего понимания власти и моего личного опыта работы как с правовой, так и с тюремной системами. Эти системы устроены так, что человек всегда умоляет, всегда ждет, всегда находится в руках власти, лишенный какой-либо реальной воли.

Отказ от сотрудничества переворачивает всю систему контроля с ног на голову. Это позволяет тебе вернуть власть и свободу действий в ситуации, в которой тебе их не полагается иметь. Безусловно, за это приходится платить, и это нужно учитывать каждый раз, в зависимости от обстоятельств. Я не выступаю за это как за общую стратегию при работе с правовой системой, но я понял, что это чрезвычайно расширяет возможности.

С самого начала у меня не было шансов быть оправданным и избежать тюремного заключения, так что терять было особо нечего.

Это не первый раз, когда тебе грозит тюремный срок, верно?

Нет… Я думаю, что, возможно, шестой, но не уверен на сто процентов. Однако мои палестинские товарищи постоянно попадают в тюрьму и выходят из нее, и очень трудно представить себе жизнь без угрозы тюремного заключения, учитывая обстоятельства, в которых мы живем. Во всяком случае, мне повезло (или я привилегирован), что за последние двадцать с чем-то лет активной деятельности я так мало сидел. Это тоже выражение израильского апартеида.

Ты упомянул, что в начале этого года был освобожден из тюрьмы по состоянию здоровья. Можешь ли ты описать условия в различных учреждениях, где отбывал срок?

Как и правовая система, тюремное заключение также сегрегировано. Существуют отдельные тюрьмы для палестинских политических заключенных (Израиль называет их “заключенными по соображениям безопасности”) и всех остальных. Условия содержания политических заключенных намного суровее, с гораздо более ограниченными посещениями, отсутствием доступа к телефонам и другими ограничениями. Однако здесь гораздо больше организованности и чувства солидарности, иногда даже сопротивления. Несмотря на то, что меня судят по политическим обвинениям, по которым палестинцы классифицируются как “заключенные по соображениям безопасности”, и несмотря на то, что я попросил, чтобы меня держали вместе с моими товарищами, я всегда считался “обычным” заключенным.

В израильской системе существует три различных юридических этапа лишения свободы: арест до предъявления обвинения, арест после предъявления обвинения и тюремное заключение после вынесения обвинительного приговора. Арест до предъявления обвинения — это этап с наихудшими условиями, при котором доступ к внешнему миру наиболее ограничен. На этом этапе запрещается телефонная связь и доступ к телевидению или радио, а также покупка товаров в магазине. Также не допускаются никакие книги или материалы для чтения, кроме Библии или Корана. По закону ты имеешь право проводить во дворе не менее часа в день, но редко удается выкроить хотя бы несколько минут. Некоторые из этих вещей постепенно улучшаются после предъявления обвинения, в зависимости от того, в какой тюрьме ты оказался, в каком отделении.

Физические условия сильно различаются. Количество людей в камере может составлять от двух до двадцати; я отбывал срок и с двумя, и с двадцатью. Обычно я предпочитаю как можно больше уединения, но это действительно зависит от того, кто твои сокамерники. Сидеть в камере с одним человеком может быть довольно тяжелым социальным бременем, особенно для таких, как я, кто не умеет поддерживать беседу.

Наркотики и зависимость – также проблема, и их очень много. Обезболивающие, опиаты, агонисты опиоидов, уличные наркотики, называй как хочешь. Но их никогда не бывает в постоянном количестве, поэтому ты можешь часто застрять в камере с кучкой наркоманов, которые мечутся между насильственным отказом от вредной привычки без лечения и получением кайфа. Всегда происходят драки из-за того немногого, что есть. Технически некурящие заключенные имеют право содержаться в камерах для некурящих, но это только в теории. На самом деле, единственной свободной от табачного дыма камерой, в которой я когда-либо содержался, была камера-одиночка. Мне даже не разрешили курить в камере, когда я заболел острым бронхитом.

Наиболее распространенными формами насилия со стороны заключенных, помимо избиений, являются заточка (сгоревшие и спрессованные сигаретные фильтры широко распространены и легкодоступны) и разбрызгивание кипятка, смешанного с сахаром.

Я вегетарианец уже почти 30 лет. У меня диабет 1 типа, а также непереносимость глютена (целиакия); у меня также эпилепсия после выстрела в голову из снаряда со слезоточивым газом на демонстрации. Из-за этого с едой в тюрьме постоянно проблемы, поскольку я практически не могу есть ничего, что готовят на тюремной кухне. Обычно требуется от недели до двух, пока не появится немного еды, и еще больше времени, чтобы получить все, что мне нужно и на что я имею право. А пока мой рацион в основном состоит из огурцов и, если повезет, немного моркови.

Во время моего последнего пребывания в тюрьме я похудел примерно на 12 килограммов за три недели - примерно на 15 процентов от веса моего тела. Я заболел острым бронхитом, из-за которого уровень глюкозы в крови поднялся до опасного для жизни уровня.

Мне повезло, что меня выпустили под домашний арест, в основном из-за моего здоровья. Палестинцам не повезло. Это был опыт, который оставил у меня некоторые сомнения в себе и, возможно, даже некоторую растерянность относительно того, как управлять политико-правовой стратегией ведения судебного дела. Мне потребовалось некоторое время, чтобы восстановиться физически, но еще больше, чтобы прийти в себя умственно и эмоционально. Мне пришлось принимать решения о том, как вести это дело; ни один из вариантов не был удачным, и я был не в том положении, чтобы их принимать. В конце концов, я понял, что стою перед дилеммой: либо мне придется отказаться от сделки, которую я заключил с самим собой в подростковом возрасте, когда открыл для себя зеркальный мир веганархизма, осознав, насколько этот мир перекошен и испорчен, либо мне придется исправиться, и… знаешь, продолжать. И на самом деле, это довольно простой выбор, верно? Выбора практически нет.

Предъявили ли тебе какие-то другие обвинения?

Помимо вышеупомянутых обвинений, есть также несколько открытых дел, по которым мне еще не предъявили обвинений, но которые все еще могут быть предъявлены. В частности, “подстрекательство к насилию и террору” из-за статьи, которую я опубликовал, когда был заключен в тюрьму в 2020 году, призывая людей поддержать палестинское сопротивление израильскому колониализму и присоединиться к нему.

Получаешь ли ты поддержку от групп в израильском обществе, в Палестине, на международном уровне? Что люди могут сделать, чтобы поддержать тебя и другие местные организации?

У меня есть круги поддержки в анархистском сообществе и среди палестинцев. Самое ценное, что люди могут сделать на данный момент, — это поддержать кампании, пропагандирующие бойкоты, отказ от инвестиций и санкции в отношении Израиля (BDS). Это довольно распространено, относительно эффективно, и туда должно быть довольно легко вовлечься.

Что касается поддержки меня, думаю, что поддержка борьбы и палестинских заключенных в целом - лучший способ поддержать меня лично.

В настоящее время в израильских тюрьмах содержится более 5000 палестинских заключенных. Около четверти содержащихся в израильских тюрьмах — те, кого Израиль называет “административными задержанными”, которые могут содержаться под стражей неопределенный срок без предъявления обвинений или суда и на основании “секретных доказательств”.

Подсчитано, что каждый пятый палестинец, живущий под израильским военным правлением, по крайней мере один раз был заключен Израилем в тюрьму.

Организация, которая наилучшим образом поддерживает палестинских заключенных, - Ассоциация Аддамир по поддержке заключенных и прав человека¹: палестинская неправительственная гражданская организация, которая занимается поддержкой палестинских политических заключенных, содержащихся в израильских и палестинских тюрьмах. Основанный в 1991 году группой активистов, занимающимися правами человека, центр предлагает бесплатную юридическую помощь политическим заключенным, отстаивает их права на национальном и международном уровнях и работает над прекращением пыток и других нарушений прав заключенных посредством мониторинга, юридических процедур и кампаний солидарности.

Addameer - одна из шести известных палестинских организаций гражданского общества, которые Израиль без надлежащего судебного разбирательства в 2021 году признал террористическими на основании “секретных доказательств”. Они выполняют важную работу по поддержке палестинских политических заключенных в израильских и палестинских тюрьмах и поэтому важно их поддержать.

Samidoun - международная сеть организаторов и активистов, работающих над укреплением солидарности с палестинскими заключенными в их борьбе за свободу. Они работают над повышением осведомленности и предоставлением ресурсов о палестинских политических заключенных, их условиях содержания, их требованиях и их борьбе за свободу для себя, своих товарищей по заключению и своей родины. Самидун также занимается организацией местных и международных кампаний по проведению политических изменений и защите прав и свобод палестинских заключенных.

Вы можете следить за обновлениями по моему делу здесь благодаря моей местной группе поддержки. Вероятно, есть еще несколько месяцев, но как только я вернусь в тюрьму, было бы приятно получать письма. Самый простой способ сделать это - отправить письмо на адрес электронной почты, который использовали в последний раз, когда я был в тюрьме, support.jonathan@proton.me, и мне его передадут. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ответить, хотя мои возможности довольно ограничены, так как почтовых марок не хватает. Как всегда при переписке с заключенными важно помнить, что вся переписка контролируется.

Предыстория

Ты помог основать Anarchists Against the Wall (Анархисты против стены, АПС), группу, которая получила немалое международное признание в начале 2000-х. Что получилось из этого проекта? Как выглядит анархистское движение в Израиле сегодня?

Мне не очень нравится представлять это как “помощь в создании” АПС главным образом потому, что это неверная характеристика того, как начиналась эта группа — и на самом деле, большинство групп прямого действия. Не было определенного момента. В начале тысячелетия Вторая интифада была в самом разгаре, и мы были небольшой группой людей, присоединившихся к палестинскому сопротивлению и совершавших прямые действия. Все набирало обороты, мы объединялись, но мы так и не “основали” группу. Даже название было выбрано не совсем продуманно. До этого мы каждый раз отправляли пресс-релизы под разными названиями. По чистой случайности именно это название мы использовали в тот день, когда армия застрелила боевыми патронами одного из наших. В последовавшем за этим ажиотаже в средствах массовой информации мы воспользовались своей славой и закрепили это название.

Двадцать лет спустя проект АПС прекратил существование, но я думаю, из него можно извлечь уроки, как негативные, так и позитивные. Подобно тому, как всё начиналось, АПС не исчезла в один определенный момент; она постепенно увядала. Анархисты живут в обществе, против которого они борются, и не застрахованы от его недугов. Динамика сил всегда приводит к тяжелым битвам, и я думаю, что ближе к концу ситуация стала просто слишком мутной. Мы говорим о довольно небольшой группе людей, чьи политические связи в значительной степени были основаны на личном родстве и доверии. Другим важным элементом, который повлиял на роспуск АПС, был спад палестинского народного сопротивления в конце 2010-х годов.

После того, как я уже ушел, группа распалась из-за фундаментальных разногласий по вопросам насилия и ненасилия. История современного анархизма в Израиле, опубликованная CrimethInc. в 2013 году, на мой взгляд, довольно хорошо рассказывает эту сторону истории, хотя я не согласен с некоторыми другими вопросами, затронутыми в тексте.

Анархисты по-прежнему участвуют в сопротивлении сионизму и израильскому колониализму. Верное своим “истокам”, анархистское движение в Израиле также остается очень приверженным защите прав животных. Люди в движении участвуют в поддержке беженцев и лиц без документов, культурных и контркультурных инициатив, радикального образования и так далее.

Однако, хотя анархисты присутствуют всякий раз, когда возникает радикальная активность, мне кажется, что отдельного анархистского движения в данный момент не существует — возможно, из-за отсутствия здесь сильной анархистской традиции.

С этой точки зрения, что ты можешь сказать о достижениях “Анархистов против стены”? Какие уроки — или, по крайней мере, гипотезы — ты бы передал другим анархистам на основе своего опыта?

Я думаю, что из-за относительно активного освещения деятельности АПС люди склонны придавать ей больше значения, чем она имела на самом деле. В первые дни это была всего лишь небольшая группа очень преданных делу людей, точнее расширенная группа единомышленников. В конце концов она немного разрослась, несколько десятков человек составили ее основную базу активистов, и, возможно, еще пара сотен время от времени вращались вокруг нее.

На мой взгляд, самой важной чертой АПС был отказ от ложных национальных привязанностей и даже идентичностей в пользу перехода на другую сторону, чтобы напрямую присоединиться к борьбе палестинцев против израильского колониализма. В таком сплоченном и милитаристском обществе, как Израиль, это было серьезным отходом от общих традиций левого крыла. Возможно, не новаторским, но экстраординарным. Нашей целью было признать наше привилегированное место, использовать его и перевернуть с ног на голову в наших отношениях с палестинским сопротивлением. Прийти не как белые спасители, а скорее как ресурс. Принцип участия в палестинской борьбе и следования палестинским указаниям был закреплен во всех аспектах деятельности группы.

Я думаю, что рассматривать себя как союзников, участвующих в борьбе, а не как сторонников со стороны израильского общества было самым важным вкладом АПС и имело самый длительный эффект, в том числе и за пределами ее ближайшего окружения.

Поскольку изначально группа была небольшой и сплоченной, вначале не было необходимости формулировать многие вопросы. Определенные вещи были более чем ясны большинству вовлеченных людей, в то время как они были очень табуированы в израильской политике, даже в ее наиболее радикальных проявлениях — например, наше отношение к насилию, наше место в борьбе, наша антагонистическая позиция по отношению к израильскому обществу. По мере роста группы это становилось все более размытым и, возможно, запутанным. АПС была, так сказать, единственным актором в городе, когда дело доходило до прямой поддержки палестинского народного сопротивления на Западном берегу в те дни, что означало, что со временем к группе присоединились люди, которые разделяли некоторые основные принципы, но не обязательно полностью соответствовали первоначальному политическому направлению. Оглядываясь назад, можно сказать, что, когда мы начинали как небольшая, однородная группа, действующая по принципу “сначала действовать”, у нас не было инструментов или перспективы, чтобы справиться с тем, что должно было произойти.

Я почти уверен, что строгая партийная линия — это не выход, но я вижу разногласия, возникшие по таким вопросам, как воинственность и израильская или антиизраильская точка зрения, как главный катализатор моего личного ухода из группы. Возможно, это урок организации в целом, показывающий, что старая структура анархистских групп единомышленников (аффинити) - лучший способ обеспечить более крупномасштабную организацию, сохраняя при этом автономию и разнообразие, не принуждая к удушающему политическому компромиссу. Очевидно, что панацеи не существует, и некоторые проблемы, с которыми АПС столкнулась после моего ухода, были никак не связаны, но я думаю, что это важный урок, который надо усвоить.

Как новое правительство изменило контекст в израильском обществе и Палестине в целом? Как новое законодательство, ограничивающее полномочия Верховного суда, может повлиять на ситуацию, как для лично тебя, так и для политических активистов в целом? [Обратите внимание, что этот вопрос и следующий ответ были составлены до событий 7 октября.]

Нынешнее правительство является одним из худших и наиболее опасных в истории Израиля — и это действительно серьёзный вызов. Оно недвусмысленно выражает и проводит политику этнических чисток. Угрозы, которые оно представляет, действительно огромны, но самая значительная, возможно, наименее уникальна для этого конкретного правительства: тот факт, что это правительство является наиболее показательным примером упорной гонки всей израильской политики все дальше и дальше в сторону крайне правых. Центральным пунктом разногласий в израильском обществе, привлекающим наибольшее внимание на международном уровне, является наступление правительства на судебную систему — но это эстетический раскол, замаскированный под борьбу за демократию. По правде говоря, это лишь внутренний спор о том, как наилучшим образом управлять и поддерживать еврейское превосходство, которое пользуется почти полной поддержкой в израильском обществе, в том числе и среди так называемых либералов.

Конкретные изменения, которые стремится провести в жизнь нынешняя коалиция, вероятно, сделают суды более слабыми и чуть менее либеральными. Но суды никогда не были защитниками наших прав, не говоря уже о правах палестинцев, и не препятствовали государственной политике. Ни капельки. Израильская судебная система является и всегда была краеугольным камнем израильского колониализма от реки до моря. Она сыграла важную роль в проведении сионистской политики и придании окружающей ее системе авторитетного либерального правового облика. Израиль зависит от своей способности изображать и рекламировать себя как так называемую динамичную демократию. Более слабая судебная система может принести некоторый вред, но я считаю, что перспектива предполагаемой победы протестного движения против нее представляет еще большую опасность для общей борьбы против колониализма и апартеида.

В протестном движении доминирует объединение военных резервистов, бывших высокопоставленных сотрудников печально известной тайной полиции Израиля, Шин Бет [службы внутренней безопасности Израиля], экономических либералов и различных других сионистских и националистических групп. Там замешаны и некоторые более радикальные элементы, и их роль и влияние ужасающи. Израильский флаг составлен из еврейских символов и является эмблемой еврейской исключительности и превосходства, и неслучайно он является самым заметным символом протестного движения. Эти группы привержены идее о том, что Израиль является демократией, и идее о том, что еврейское превосходство этому не противоречит. По большому счету, это также наиболее распространенное настроение среди масс, участвующих в протестах. Любая победа этого движения будет использована для укрепления ошибочного и опасного представления о том, что израильская демократия восторжествовала, ошибочно предполагая, что израильская демократия существовала с самого начала.

Играли ли анархисты какую-либо роль в протестах?

Вопрос о том, стоит ли участвовать в акциях протеста, разделил местных анархистов. В то время как многие чувствуют себя отчужденными, некоторые анархисты включились в “Радикальный блок”, который, как следует из названия, представляет собой свободную коалицию радикалов, участвующих в протестах. В моем понимании они видят себя скорее контр-протестующими в рамках основных событий.

Хотя я уважаю выбор попытаться мобилизоваться в израильском обществе и приложенные к этому усилия, я по-прежнему считаю, что в нынешних обстоятельствах это заблуждение. Общее протестное движение настолько огромно — и в подавляющем большинстве своем основано на представлении о том, что Израиль — это демократия, нуждающаяся в спасении, - что оно засосет, поглотит или смоет любые противоположные тенденции внутри себя. По причинам, объясненным выше, я считаю, что нынешнее движение является, возможно, самой большой угрозой борьбе против израильского колониализма со времен Соглашений Осло, и что Израиль, вероятно, использует его для восстановления своего международного авторитета аналогично тому, как Соглашения использовались для реабилитации после Первой интифады начала 1990-х годов. В то время все, что произошло в конце концов - это закрепление господства над палестинцами и усиление их отчуждения.

Еще в 1990-х годах израильские крайне правые, которые недальновидно рассматривали соглашения Осло как пораженческий компромисс, выступили против них и массово вышли на улицы. Мы тоже выступали против Соглашений — потому что тогда было ясно, как они будут использованы Израилем для своей собственной реабилитации и, что еще хуже, для искоренения палестинского восстания. Однако мы ни в коем случае не рассматривали возможность присоединения к массовым митингам правых сил, направленным на срыв выполнения Соглашений. Я считаю, что сегодняшняя ситуация в чем-то похожа. Более знакомый примером – то, как многие нацисты и фашисты выступают против глобализации. Но может ли кто-нибудь даже подумать о том, чтобы выйти вместе с ними?

Однако мое недовольство идеей принимать какое-либо участие в псевдодемократических протестах гораздо глубже. Я считаю, что в контексте поселенческого колониализма, подобного тому, что сложился в Палестине, наша роль не есть и не должна быть ролью умеренных поселенцев. Мы должны полностью отвергнуть это общество, его точку зрения, его внутреннюю политику. Мы должны понимать, что неравенство сил означает, что перемены не могут произойти внутри израильского общества. Наша роль состоит в том, чтобы ослабить его, создать раскол, посеять раздор, открыто сопротивляться. Во время раздора мы должны пытаться найти свой путь не в израильское общество, а прочь от него и бороться с ним.

Со стороны весь регион выглядит как пороховая бочка, готовая взорваться. Что нужно сделать, чтобы произошло что-то позитивное? Что дает тебе надежду?

Я бы предпочел не торговать надеждой, потому что, как и любая торговля, это зрелище обмана. Я вырос в движении за освобождение животных середины и конца 1990-х годов, во время первой Зеленой паники. Я помню, как прочитал в каком-то журнале письмо, которое Фри (Джефф Луерс) отправил из тюрьмы, может быть, через год или два после вынесения приговора, и которое оказало на меня огромное влияние. Прошло много времени, и я не могу найти это письмо сейчас, даже несмотря на то, что Интернет якобы делает редчайшие документы доступными. Я немного ухожу в сторону, но, приговоренный к более чем двадцати годам тюремного заключения, Фри привел восстание в Варшавском гетто как пример того, что надежда или перспектива успеха не являются критерием борьбы и сопротивления. Это поразило меня тогда, и до сих пор поражает.

Будущее невозможно предсказать. Мой хороший друг, участвовавший в подпольном сопротивлении режиму апартеида в Южной Африке, сказал мне, что конец 1980-х был самым мрачным временем. [Президент Питер Виллем] Бота был у власти, США по-прежнему решительно поддерживали белую Южную Африку как важный антисоветский бастион, и конца апартеида даже отдаленно не было видно. А потом СССР пал, и геополитическая ситуация резко изменилась, практически за одну ночь. Сначала все думали, что это конец, потому что Советы были самыми важными сторонниками АНК. Но менее очевидным побочным эффектом было то, что прозападное правительство апартеида в Южной Африке больше не имело большого значения в эпоху после окончания холодной войны. Существование сильного движения, которое смогло извлечь выгоду из этих геополитических изменений, привело к политическим переменам и (несовершенному) падению апартеида.

Мораль этой истории заключается в том, что необходимо организовывать и создавать движения сопротивления, даже когда кажется, что все потеряно. Мой взгляд на анархизм не утопичен. В моих глазах каждая победа, каждый успех должны немедленно восприниматься как провал, как структура власти, с которой нужно бороться и которую нужно свергнуть. Говорят, что лучшее - враг хорошего, но это только потому, что людям не хватает воображения, а хорошего никогда не бывает достаточно. Несовершенство постоянно, но мы просто продолжаем бороться, превращая победу в поражение и в борьбу на каждом шагу.

---

Приложение: Последнее слово на суде Джонатана Поллака

Десять демонстрантов были застрелены израильскими солдатами в деревне Бейта на Западном берегу близ Наблуса с тех пор, как демонстрации начались там в мае 2021 года. 27 января этого года я был арестован сотрудниками израильской пограничной полиции, когда возвращался домой после демонстрации в деревне против израильского колониализма и кражи деревенских земель ради создания нового поселения только для евреев. Затем мне было предъявлено обвинение в бросании камней, и сейчас я стою перед этим судом, чтобы заявить о своей вине по этим обвинениям. Дело основано исключительно на ложных показаниях трех сотрудников пограничной полиции, которые меня задержали. Полиция отказалась проводить содержательное расследование, выходящее за рамки показаний пограничной полиции, в том числе в отношении моего сообщения о том, что я слышал, как сотрудники пограничной полиции согласовывали свои показания друг с другом. В отличие от полиции, которую это не беспокоило, у меня есть доказательства, опровергающие показания офицеров, показывающие, насколько они пропитаны ложью. При нормальных условиях я бы согласился на этот суд в полном объеме.

Однако обстоятельства далеки от нормальных. Необычно уже то, что это дело возбуждено после того, как обвиняемый, то есть я, подал ходатайство об изменении места проведения с израильского уголовного суда на гораздо более суровую систему военных судов, где палестинцев судят за аналогичные преступления. Я потребовал, чтобы меня судили в военном суде, потому что именно там моих палестинских товарищей, которых регулярно арестовывают во время демонстраций, подобных той, на которой я был задержан, судят и приговаривают к суровому наказанию на основании скудных и часто сфабрикованных доказательств. Неудивительно, что обвинение возражало против этого ходатайства, и суд вынес решение против него. Слабая (и не совсем точная) аргументация государственного обвинителя заключалась в том, что «центр моей жизни» сосредоточен не на Западном берегу. Однако израильские поселенцы, которые живут и работают на Западном берегу, также не предстают перед военными судами по политическим соображениям. Где находится их «центр жизни»? Основным аргументом суда в пользу отклонения моего ходатайства было то, что преступления, в которых меня обвиняют, не классифицируются как нарушения безопасности.

Я не специалист в области права и не располагаю инструментами — да и не считаю это важным — для оценки законности решения суда. Но одно не подлежит сомнению: палестинцы, и не только те, кто живет непосредственно под властью военной диктатуры, действующей под властью Израиля на Западном берегу, тысячами предстают перед военными судами Израиля по идентичным или сходным обвинениям. Я избавлен от такой участи только потому, что государство считает меня одновременно гражданином и приверженцем правящей еврейской религии. Моего друга Тарека Баргута — палестинского жителя Иерусалима и бывшего члена израильской коллегии адвокатов — судил, признал виновным и вынес приговор израильский солдат в форме в военном суде на Западном берегу. Тем временем Амирама Бен Улиэля, жителя израильского поселения на Западном берегу и убийцу семьи Давабше, который был осужден за гораздо более серьезные террористические преступления, судил гражданский уголовный суд в Иерусалиме.

Всего два месяца назад израильские поселенцы застрелили Куссая Маатана в деревне Бурка на Западном берегу. Двое поселенцев были арестованы по подозрению в убийстве. В то же время некоторые жители Бурки также были арестованы по гораздо меньшим подозрениям в участии в столкновениях, которые последовали после того, как поселенцы вторглись в их деревню. Состоялось несколько слушаний по делу поселенцев, которое рассматривалось в израильском гражданском уголовном суде, прежде чем состоялось хотя бы одно слушание по делу палестинцев, которое проходило в военном суде. Причина этого заключается в том, что палестинцы должны предстать перед судом только через 96 часов — в четыре раза больше срока, предусмотренного израильским уголовным кодексом.

Эта дискриминационная политика действительно может считаться законной по стандартам израильского законодательства, но по своей сути это четкое выражение израильского режима апартеида от реки и до моря.

Но закон — это не правосудие. Южноафриканский апартеид в своё время был защищен местным законодательством, как и французский колониализм в Алжире, превосходство белой расы в Родезии и бесчисленное множество других побежденных колониальных режимов, которые были явно несправедливыми. На самом деле закон довольно часто задуман как нечто противоположное справедливости.

Несправедливость статуса-кво настолько очевидна и неоспорима, что даже бывший глава небезызвестного израильского “Моссада” Тамир Пардо был вынужден недавно признать, что “территория, где двух людей судят по двум правовым системам, – государство апартеида”.

Хотя чтение обвинительного заключения может навести на обратную мысль, это дело вращается не вокруг беспорядков, сопротивления сотрудникам полиции или нападений на них, а скорее вокруг репрессий в отношении сопротивления израильскому колониализму и его режиму апартеида. Мой ответ на обвинения и факты, изложенные в обвинительном заключении, не имеет значения. Поскольку сам способ проведения этого судебного процесса является выражением израильского апартеида, сотрудничество было бы самоуспокоением. Более двадцати лет я посвятил борьбе с колониальным режимом Израиля, и сейчас я не желаю и не могу сотрудничать с ним, даже если мое решение означает, что меня снова посадят за решетку.

Поэтому хотя у меня нет намерения признаваться в том, чего я не совершал, я не буду допрашивать свидетелей государства, вызывать кого-либо от своего имени или давать показания сам; я не буду оспаривать так называемые доказательства обвинения и не буду предоставлять никаких собственных опровергающих доказательств. Израильский колониализм и его режим апартеида незаконны по своей сути. Этот суд незаконен. Все разбирательства по этому делу, которые дополняют другие разбирательства, проходящие в параллельном и незаконном военном суде, смыслом существования которого является подавление сопротивления, являются незаконными. Единственным разумным ответом на это обвинение, на эту реальность, является борьба за свободу. Нет голоса громче, чем голос восстания!